Troika Laundromat

А ведь грустная, в сущности, вышла история с «Тройкой Диалог»… Говорю это без всякого злорадства. В самом деле: была в 90-х годах инвестиционная компания на молодом растущем рынке. Рынок пер, как грибы после дождя, и у нас в России был свой инвестиционный банк, как у взрослых. В Америке был Merrill Lynch, а у нас — «Тройка». Ничего удивительного — были инвесторы, были инвестиции, был и банк.

Потом — после 2003 года и разгрома ЮКОСа — с инвесторами поплохело. Западный инвестор потянулся из страны косяком. Но денег все еще было много. В 2006 году «Тройка» запустила вместе с сингапурским Temasek Troika Russia New Growth Fund на 300 млн долларов.

Были деньги и местные. Был там и сын бывшего чиновника из ближайшего путинского окружения, ныне обитающий в Лондоне, и известный патриотический телеведущий был, и несколько членов тогдашнего либерального клуба «2015», в котором Варданян состоял.

В кризис 2008 года те из моих знакомых, которые отнесли деньги в «Тройку», оказались, скажем так, не очень довольны результатом. «Temasek был просто шокирован, — сказал мне один из респондентов, говоривший с руководителями сингапурского суверенного фонда. — Temasek тогда имел в среднем 17% годовых и не привык к такому обращению».

Это и на Западе случается: и описано подробно в книжке Майкла Льюиса The Liar’s Poker, как брокер сгружает клиенту летящие вниз акции, минимизируя собственные убытки.

Но в российских инвесткомпаниях это происходило, скажем, гораздо проще, тем более что не все клиенты могли пойти в суд. В самом деле, если ты чиновник и у тебя пропали миллионы, то как ты объяснишь в суде их происхождение?

Дальше — больше. Отток западных инвесторов из России превратился в паническое бегство. Деньги на внутреннем рынке тоже иссякли. Частного клиента стало все меньше: он уже понял, как работают российские инвестбанки, и слышать снова историю о трейдере, который что-то не то сделал, не хотел. Сделок стало меньше, а те, которые происходили, ничего общего с рыночными слияниями и поглощениями не имели.

Приходилось перестраиваться, искать новые ниши.

Рубен Варданян всегда хвалился своей независимостью от государства, но теперь бизнеса без государства не было.

У Варданяна начались хорошие отношения с руководителями госкорпораций. У них-то по-прежнему были деньги, да и требовалась защита от неформальных претензий тех людей, чьи деньги (скажем так, underperformed) не совсем удачно были инвестированы.

Частный инвестиционный банкинг кончался. Сначала «Тройку» попытались продать J.P.Morgan. Цена сделки должна была составить 2 млрд. долларов, но она не состоялась — вроде бы в Кремле не дали отмашку. Через год или два тройку купил «Сбер» за миллиард долларов.

Признаться, когда расследование OCCRP только вышло, я отнеслась к нему очень скептически. «Ну вот, очередной Bank of New York», — подумала я. Я вообще плохо отношусь ко всем этим крикам об «отмывании денег», «офшорных сетях» и прочее.

Дело в том, что лейбл «отмывание» наклеивают на самые разные транзакции: от минимизации налогов до вывода из страны взяток и денег от наркотиков. Все это сваливают в одну кучу («круглое с зеленым», как сказал Варданян), а это, мягко говоря, совсем разные вещи. Вон тот же Билл Браудер. Какие фирмы у него отняли менты? «Махаон», «Парфенион» и «Риленд». Что это такое было? Те же типичные «мартышки».

Если я в Браудера никогда не брошу камень за этих «мартышек», то почему же я его должна за таких же «мартышек» бросать в Варданяна?

«Вот, — сказала я в разговоре с одним из моих приятелей, — люди завели супермаркет и продавали в нем сосиски, и не их проблема, что часть покупателей сосисок были бандиты или коррупционеры». Смысл моего спича был в том, что ловить надо не супермаркет, а бандита. Супермаркет не виноват, кто у него клиент. Он этого даже не знает.

«Э, — ответил мой приятель, — во-первых, получается, что бандиты получили в супермаркете долю, а во-вторых, покупали они не сосиски. Там в супермаркете был целый особый отдел, где продавали разные интересные вещи, и супермаркет хорошо знал все про этот отдел».

В принципе история «Тройки Диалог» — это история эволюции бизнеса в нашей новейшей истории. В бескислородной атмосфере невозможно горение. А в атмосфере, когда все деньги вокруг стали государственные, инвестиционному банку в принципе нечем заниматься, кроме того, чем занималась Troika Laundromat.

Какие деньги и в какие инструменты «Тройка» могла инвестировать? Где был иностранный инвестор, который бы воспользовался предлагаемыми ей продуктами? Где в России сейчас частный инвестор? Где рынок слияний и поглощений?

Где вообще в России есть деньги, кроме Сбербанка и ВТБ? У Абрамовича? У Фридмана? У Усманова? Так им «Тройка» не нужна. Они сами с усами.

История эволюции от инвестиционного банка до Troika Laundromat — это история российского бизнеса. Ее многие прошли. Анатолий Чубайс, который был отцом приватизации, а теперь заведует госинвестициями в «Роснано». Сенатор Клишас, который работал в «Норникеле», а теперь списывает законы у персонажей Салтыкова-Щедрина.

Теперь вот оказалось, что ее прошел (своим способом, но далеко не самым позорным на фоне какого-нибудь Клишаса) и Рубен Варданян. А вы что хотели? Что бы вы сделали на его месте? Гордо разорились? Не смешите мои тапочки.

Знаете, о чем мне напомнило расследование OCCRP? О жанре в научной фантастике: об альтернативной истории. В США очень популярны такие книжки, когда вдруг оказывается, например, что во Второй мировой победили нацисты, и США разделены между Японией и Тысячелетним рейхом, как в The Man in the High Castle. И тот человек, который успешен в американской реальности, в этой — альтернативной — умирает в концлагере или состоит в нем комендантом.

«Тройка» — и Россия вместе с ней — перешла из нормальной реальности в альтернативную.

Помните замечательную историю из книги Бытия? Когда прекрасный Иосиф попадает в Египте в тюрьму и встречает там главу фараоновых булочников и главу фараоновых виночерпиев. И говорит одному, толкуя сон: вознесет фараон через три дня голову твою, и ты будешь чашу подавать в его руку, как прежде. А другому говорит: и твою голову вознесет фараон и повесит на дереве, и будут из головы птицы клевать.

Причину, по которой такая нехорошая вещь случится с булочником, равно как и причину чудесного вознесения виночерпия, никто не поясняет — не она важна. Важна сама инвестиционная модель древнего Египта. Мил к тебе фараон — подаешь чашу в его руку. Не мил — висишь на дереве.

Вопрос: были ли в древнем Египте инвестиционные банки? Ответ: нет, климат не тот. Вот и в России сейчас — не тот климат.

Юлия Латынина